Курсовая: Курсовая по дореволюционному кино

Курсовая: Курсовая по дореволюционному кино

Курсовая работа

"Кино в дореволюционной России"

Выполнил студент

первого курса заочного отделения

сценарно-киноведческого факультета

Ямин Владимир

Кино в России до появления собственного кинопроизводства.

Огромный успех «синематографа братьев Люмьер» обусловил необыкновенно быстрое

его распространение во всем мире. Через пять с половиной месяцев после первых

коммерческих киносеансов в Париже синематограф появился в России. 4 мая 1896

года на открытии летнего сезона в увеселительном заведении «Аквариум» в

Санкт-Петербурге, в том самом помещении, в котором в 1918 году снимались

первые советские художественные фильмы, начались гастроли иностранного

аттракциона «Синематограф братьев Люмьер». Несколько дней спустя кинематограф

увидели москвичи в летнем саду «Эрмитаж», находившемся в аренде у известного

антрепренера Лентовского. Затем, примерно через месяц, кинематограф стал

одним из главных аттракционов в кафешантане Шарля Омона, выехавшем по случаю

Всероссийской выставки из Москвы в Нижний Новгород. Здесь его впервые увидел

молодой Максим Горький. И не только увидел, но и описал в корреспонденции,

опубликованной в газете «Одесские новости» от 6 июля 1896 года.

Из всех ранних откликов русской печати на новое изобретение корреспонденция

М. Горького представляет наибольший интерес. Для нас особенная ее ценность

заключается в том, что в ней удивительно живо переданы те непосредственные

впечатления, которые возникали у зрителей после первого просмотра фильмов.

Что же поражало первых зрителей в кинематографе? Первое—иллюзия реальности:

«Экипажи идут с экрана прямо на вас, пешеходы идут, дети играют с собачкой,

дрожат листья на деревьях, едут велосипедисты—и все это, являясь откуда-то из

перспективы картины, быстро двигается, приближается к краям картины, исчезает

за ними, появляется из-за них, идет вглубь, уменьшается, исчезает за углами

зданий, за линией экипажей, друг за другом... Перед вами кипит странная

жизнь—настоящая, живая, лихорадочная жизнь...»

Иллюзия была настолько велика, что первые кинозрители воспринимали картины,

проходившие на экране, как действительность, а экран был для них окном,

распахнутым в жизнь...

«На вас идет издали курьерский поезд — берегитесь! Он мчится, точно им вы

стреляли из громадной пушки, он мчится прямо на вас, грозя раздавить;

начальник станции торопливо бежит рядом с ним. Безмолвный, бесшумный

локомотив у самого края картины... Публика нервно двигает стульями — эта

махина железа и стали в следующую секунду ринется во тьму комнаты и все

раздавит...»

Но для первых кинозрителей пугающая реальность картины соединялась с прямо

противоположным качеством — ее условностью, вследствие которой

киноизображение казалось одновременно ирреальным. Эта условность кинозрелища

удивляла зрителей, пожалуй, еще больше, чем его иллюзорность. Странным

казалось многое: «серый тон гравюры», изменение реальных размеров людей и

вещей («все фигуры и предметы вам кажутся в одну десятую натуральной

величины») и, главное, безмолвие:

«Ваши нервы натягиваются, воображение переносит вас в какую-то неестественно

однотонную жизнь, жизнь без красок и без звуков, но полную движения...

Страшно видеть это серое движение теней, безмолвных и бесшумных».

Успех кинематографа как аттракциона определялся, по-видимому, этими его

качествами: поразительной реальностью воплощаемых им картин жизни, с одной

стороны, и, с другой, их «неестественностью», фантастичностью. Этим он

удивлял зрителей. И примерно до 1906— 1907 годов, то есть до того времени,

когда зрители к нему окончательно привыкли и он перестал их удивлять,

кинематограф оставался по преимуществу аттракционом. Но не исключительно

аттракционом. Внимание зрителей все же привлекала и специфичность образов,

воплощаемые на экране. Фантастичность, «неестественность» кинозрелища уже на

первом этапе его развития породила жанр сказки, а впоследствии привела к

жизни детективно-приключенческий жанр и т.п. Фотографическая характерность

привела к использованию кино как средства документации событий

действительности. Это последнее качество было особенно важно. Поэтому ранний

кинематограф, особенно в России, прежде всего обратился к созданию

хроникальных фильмов.

Одновременно с первыми демонстрациями кинематографа в России происходили и

первые киносъемки. Май 1896 года ознаменовался восшествием на престол

последнего царя и знаменитой «Ходынкой». На торжества коронации был допущен

специально присланный братьями Люмьер из Парижа оператор Камилл Серф.

Трагические события на Ходынском поле он, правда, не снимал, но коронационные

торжества в Кремле запечатлел довольно подробно. Съемка коронации Николая II

была первой киносъемкой в России и вместе с тем одной из первых в мире съемок

актуальной политической хроники.

Позитивная копия съемки коронационных торжеств была поднесена Люмьером царю

и, по-видимому, встретила его одобрение. Во всяком случае, она положила

начало особому виду дореволюционной русской кинохроники, так называемой

«царской хроники», которая снималась в России систематически с 1896 по 1917

год главным образом русскими кинооператорами и без специального расчета на

показ в коммерческой киносети. Только примерно с 1908 года, когда

кинематографы значительно распространились в России, царское правительство

сочло возможным использовать некоторые сюжеты этой хроники для монархической

пропаганды. Значительно сложнее обстояло дело с развитием обычных видов

кинохроники. Созданию русской кинохроники, как и вообще всего производства

фильмов в России, мешали два обстоятельства. Первое из них заключалось в том,

что Люмьер, надеявшийся монопольно эксплуатировать изобретенный им

киноаппарат, не продавал свою аппаратуру, и русским фотографам, пожелавшим

заняться киносъемками, приходилось приобретать аппараты у других

предпринимателей, располагавших менее совершенными конструкциями,—чаще всего

у Гомона, эксплуатировавшего аппарат Демени, и у англичан, продававших очень

неудачный аппарат Роберта Пауля. Это первое препятствие имело временный

характер: Люмьеру не удалось сохранить монополию, он продал свой патент, и

уже в первые годы XX века киносъемочные аппараты можно было свободно

приобрести и у Пате, и у Гомона, значительно усовершенствовавшего свою первую

модель, и у других — английских и немецких кинопромышленников, второе

препятствие мешало развитию русской кинематографии в течение значительно

более долгого времени. Оно заключалось в том, что быстро возникшим на Западе

крупным кинематографическим предприятиям удалось захватить русский

кинематографический рынок и вынудить театровладельцев вплоть до 1908 года

демонстрировать исключительно те фильмы, которые они экспортировали в Россию.

Применявшаяся на протяжении первого десятилетия существования кинематографа

система снабжения фильмами исключала возможность продвижения на экраны

фильмов собственного производства (а следовательно, и вообще создания

собственного производства кинокартин) в таких экономически отсталых странах,

какой была, в частности, царская Россия. Эта система, буквально за несколько

лет превратившая мелкого дельца Шарля Пате во владельца миллионного

состояния, заключалась в том, что и производство и распределение фильмов

концентрировались в одних руках.

Предприниматель, решивший заняться демонстрацией фильмов, должен был поехать

в Париж (только в 1904 году первое представительство иностранной кинофабрики

открылось в Москве чтобы купить у Пате или Гомона в кинотеатр или аттракцион

киноаппарат, к нему — комплект фильмов. Естественно, что тот ограниченный

запас картин, который он мог приобрести, быстро надоедал зрителям. Тогда

кинодемонстратор, если он владел сравнительно крупным театром, сборы в

котором могли быстро окупить стоимость приобретенных лент, снова выезжал за

границу покупать новые программы. Если же его кинотеатр делал небольшие

сборы, то он вынужден был со своей программой переезжать в другой город, где

до него либо вовсе не было кинематографа, либо был кинематограф с другой

программой. Мелкие «переезжие», или «подвижные» (как их тогда называли),

кинематографы кочевали по всей стране, знакомя зрителей с новым видом

зрелища. Крупные накапливали на своих складах огромные запасы использованных,

но вполне пригодных для демонстрации лент. И они стали сперва продавать эти

ленты с большой скидкой, а затем и отдавать их в прокат. Так возникла система

проката в1907 году, окончательно победившая прежнюю систему распределения

лент, и между владельцем кинотеатра и кинофабрикантом встал еще один

капиталист—прокатчик. Возникновение системы проката означало замену одних

монополистов другими. В России накануне первой мировой войны почти весь

оптовый прокат, почти все снабжение страны кинофильмами было поделено между

тремя фирмами—Пате, Ханжонкова и товариществом «Тиман и Реингардт», под

контролем которых функционировали так называемые районные прокатные конторы,

каждая из которых обслуживала по договорам кинотеатры нескольких губерний.

Акционерное общество Ханжонкова.

Александр Алексеевич Ханжонков родился в 1877 году, в семье обедневшего

помещика. В 1896 году Александр оканчивает юнкерское училище и принимается в

один из лучших казачьих полков, расквартированных в Москве. Семь лет

офицерской службы разочаровали Ханжонкова - сделать карьеру без денег и

связей было нелегко и он стал думать об отставке. Увидев первый раз фильм,

Ханжонков решает связать свою карьеру с кинематографом. Он знакомится с Ошем

и выйдя в отставку и получает реверссумму в 5 тысяч рублей, на которую

открывает прокатную контору в Москве.

Став представителем УРБАН и ЭКЛИПС, Ханжонков и Ош (который работал до этого

у Пате) стали продавать картины этих фирм, по 6-12 картин (себестоимость была

40 копеек, а отпускная цена - 55 копеек, т.е. их прибыль составляла ~10%).

Первые шесть месяцев они едва сводили концы с концами. Летом 1907 года фирма

"Э. Ош и А. Ханжонков" снимает картину "Палочкин и Галочкин", но она не была

выпущена, т.к. оказалась неудачной (что сказывалось непрофессионализмом -

кое-где не было видно голов у клоунов или было отрезано камерой все, кроме

руки и т.п.). После неудачной закупки Ошем американских картин, Ханжонков

выкидывает его из дела. Поправив дела фирмы, продав несколько десятков

удачных картин, Ханжонков, без труда смог найти компаньонов с вкладами по 5

тысяч рублей. Оба компаньона были заняты своими делами и не вмешивались в

дела фирмы (один из них был секретарем правления Высшего коммерческого

училища, а второй - бухгалтером). С этими новыми компаньонами он учредил

фирму "А. Ханжонков и К°", которая начала функционировать в новом помещении в

Савинском подворье. Помещение было хорошо отделано и имело проекционный зал.

Прибыли, отобранные Ханжонковым, картины фирм: Урбан, Эклипс, Мелье, Гелворт,

Биоскоп, а также Италафильм и аппараты "Теофиль Пате" и поющие аппараты Жоржа

Мандель, и дела фирмы резко пошли на повышение. Был куплен аппарат для

создания надписей Гомон у закрывшегося представительства Гогион и Сиверсен,

что позволило писать русские титры к иностранным фильмам. Оборудовав

лабораторию на пропускную способность 500 метров пленки в сутки, Ханжонков

решил заняться выпуском собственных картин. Сначала это были видовые картины.

Снимал Сиверсен, который был первым оператором фирмы. Первая картина была о

московском Кремле, потом они сняли еще несколько хроник, соперничая с

русскими хрониками Пате и Дранкова.

В начале 1908 года Ханжонков посетил Дранкова, чтобы продавать его картины

через свою контору (по предложению второго). "Наши хроники ничуть не уступали

по качеству хроникам Дранкова и Пате. Мы, правда, не гнались за сенсациями,

но увлекались этнографическими и географическими сюжетами." - А. Ханжонков.

Ханжонков решает поставить художественный сюжетный фильм. Его внимание

привлекает цыганский табор, но при виде камеры (точнее при съемке) цыгане

переставали петь и танцевать и смотрели на скрежещущий аппарат. После проявки

стало ясно, что фильм не вышел - негатив пустили на "концы". Осенью 1908 года

появилась первая русская картина, разыгранная на воле - "Стенька Разин"

(Понизовая Вольница). Она шла с не меньшим успехом, нежели шедевры "Фильм

д`Ар". Это был фильм фирмы Дранкова. После неудачи с цыганским табором

Ханжонков долго пытался привлечь московских актеров к съемкам, но лишь с

переходом к нему В.М. Гончарова (вдохновителя Стеньки Разина) они смогли

преступить к съемкам сразу трех картин: "Песнь про купца Калашникова", "Выбор

царской невесты" и "Русская свадьба в шестнадцатом столетии".

Появилось сообщение в прессе о землетрясении в Сицилии и Ханжонков дал

срочную телеграмму "Итала-филм", чтобы их оператор, за счет фирмы "А.

Ханжонков и К°", выехал в Мессину и отснял разрушения. Фирма экстренно

отпечатала 60 экземпляров и доставила их с курьером через пограничную

таможню, а не через Московскую (которая не работала по случаю праздника).

Расчет был правильный - в то время, как "Землетрясение в Мессине", заснятое

почти всеми крупными фирмами (такими как Гомон и Пате) лежало на московской

таможне, Ханжонков успел собрать заказы и разослать все копии пленки по

крупнейшим городам России (доставка, что интересно, осуществлялась через

проводников поездов). Это был рекорд по доставке и распространению сенсации.

Весной 1908 года рынок оказался перенасыщен иностранными картинами. Понизился

спрос на них. Летом, после открытия "Первой в России специальной прокатной

конторы Аргасцева" в Москве, прокат стал узаконенной формой обращения картин

на рынке. Поставщики картин больше не общались с театровладельцами - между

ними вырос прокатодатель.

Видовые и хроникальные картины, снятые вне ателье были удачнее. В 1909 году

выходит "Купец Калашников" и сразу приносит бешеную популярность. Из

выпущенных в этом сезоне картин наибольшим успехом пользовались: "Ермак",

"Власть Тьмы" и "Коробейники". Успех в России картин с русскими сюжетами

вызвал возникновение скороспелых кинопроизводств. Таковы были: о-во "Аполон"

и фирма Каржинского в Питере, фабрика военных и спортивных картин Далматова,

прокатная контора Мишенькова в г. Уфе, выпустившая "Виды Урала", на юге -

товарищество "Эльбрус" (среди хроник фирмы "Аполон" следует отметить съемку

"Закладка мечети в Санкт-Петербурге").

За 1909-1910гг. число прокатных контор сильно возросло. Возросла и

конкуренция между ними - оптовым покупателям предоставлялись скидки и

кредиты. Но вследствие конкуренции друг с другом, прокатные конторы, с одной

стороны закупали картин более, чем допускал их бюджет, и с другой - отдавали

картины в прокат ниже нормальных расценок, тем самым, еле-еле сводили концы с

концами. Торговля, главным образом, сосредоточилась в руках крупных фирм:

Пате, Гомон и фирмы Ханжонкова. Рынок расширялся. В Москве возник ряд новых

кинотеатров: "Художественный", "Технический клуб", "Большой Парижский",

"Континенталь", "Экспресс", "Железнодорожный клуб", "Вулкан", "Гранд-

Электро", "Б. Арбатский", "Волшебные грезы", "Стелла". Внешний вид

кинотеатров за последние два года улучшился. Теперь даже в провинциальных

городах было трудно встретить кинотеатр без фойе, буфета, раздевалки и прочих

удобств для зрителей. Музыкальное сопровождение сделало большой прогресс.

Раньше никакой потребности в специальной музыке при игре под картины не

ощущалось: аккомпаниатор хорошо знал, что под драму надо играть вальс, под

комическую - галоп, а под видовую, в зависимости от темпа, что-нибудь из

других танцев. Теперь в крупных кинозалах не только подбиралась

аккомпаниатором специальная музыка под картины, но кое-где даже появились

небольшие (в 3-5 человек) оркестровые ансамбли. Но ансамбли украшали только

большие кинотеатры, а в кино для простонародья, например, кинотеатр "Аванс",

где вход стоил только 12 копеек, сеанс сопровождался игрой четырех

владимирских рожечников.

Из общекинематографических событий следует отметить цензурный нажим в конце

1910 года. Запрещалось демонстрировать истории из Ветхого и Нового завета,

изображение Христа, девы Марии и святых угодников, революционные события в

Португалии, забастовки во Франции и Германии, портреты деятелей разогнанной

Думы (Муромцева) и, наконец, наряду с этим - порнографию. С декабря 1910 года

к двум кинематографическим журналам "Сине-Фоно" и Кине-журнал" присоединился

еще один - Вестник Кинематографии, в рождении которого был повинен А.

Ханжонков (т.к. фирма "А. Ханжонков и К°" увеличила свои обороты и расширила

свои функции до всероссийских масштабов). Ханжонкову захотелось

непосредственно влиять на растущее кинопроизводство. Некоторое время спустя

последовало запрещение выводить в сюжетах кинокартин действительными лицами

высочайших особ иностранных держав, а также офицеров русской армии.

Для репертуара 1910-1911гг. характерно появление легальной, разрешенной

цензурой, порнографии, заменившей с успехом парижский жанр. Картины под

названием "Белые рабыни", "Черные рабыни", словом "рабыни" всех мастей

наводнили рынок и смаковались на все лады под личиной борьбы с проституцией.

Среди этих картин, в конце 1910 года появилась одна - "Бездна", длиною 850

метров. Это была норвежская картина, приобретенная варшавской конторой

"Сфинкс" с правом монопольной эксплуатации в России. Картина, как по длине

своей, так и по содержанию была новостью: исполнительница главной роли в ней

- Аста Нильсен, не блистающая красотой, но одаренная необыкновенным талантом,

показала целую гамму душевных переживаний оскорбленной и обманутой в самых

чистых надеждах женщины. Прекрасная и художественная картина "Бездна",

пользовавшаяся повсюду исключительным успехом, вызвала в России подражание:

почти все кинофабрики начали поиски "кинозвезд" и съемку их в аналогичных

ролях, причем недостача талантов искупалась телесной красотой исполнительниц;

мораль картин стала незаметно сползать к уровню "рабынь", а иногда и много

ниже.

Перед окончанием съемочного сезона (съемочный сезон длился с осени до лета) к

Ханжонкову обратился режиссер В.М. Гончаров (который в течение последнего

года оставил память о своей работе во всех московских фирмах, занимавшихся

постановкой русских картин) и настоял на принятии "миссии" (командировки) в

Петербург для ходатайства о получении высочайшего соизволения на постановку

картины "Оборона Севастополя". Высочайшее соизволение на кинопостановку было

тогда крупнейшим событием, оно вызвало отклики и в столичной и в

провинциальной прессе. На картину было выделено 15 тысяч рублей, чтобы

картина вышла очень хорошая. И в начале лета 1911 года, Ханжонков, Гончаров,

Фореснье и Рылло (оператор) выехали на "исторические места". После просмотра

и одобрения картины царем, Ханжонков решил не прокатывать картину самому, а

объявил о праве эксплуатации картины порайонно, исключительно за наличный

расчет (при этом гарантировалось покупателям, что не будет срывов и будет

право брать на район, по мере надобности, любое количество позитивов по цене

лишь обработанной кинопленки). Таким образом "Оборона Севастополя" была

распродана, во-первых, очень скоро, во-вторых, за наличный расчет, а в-

третьих, за такую сумму, которая не только покрыла расходы по постановке, но

и дала фирме солидную чистую прибыль (смекалка Ханжонкова спасла фирму от

убытков, т.к. на постановку, вместо 15 тысяч было потрачено 40 тысяч рублей).

В 1911 году Ханжонков налаживает, впервые в России, производство

хроникальных, научных и научно-популярных картин (научное значение

кинематографа в то время в России было еще мало осознано; ни одна из кинофирм

таким нерентабельным делом не занималась). К лету 1911 года в научном отделе

Ханжонкова были засняты следующие картины: "Электрический телеграф",

"Электрический телефон", "Получение электромагнитных волн". Весной 1911 года

была заснята большая и интересная картина "Работа по цехам в Сормовском

заводе". Всем стало понятно, что шансом на успех являются русские картины, от

количества и качества которых и зависело, главным образом, положение на

рынке.

После выхода юбилейной картины "1812г.", выпущенной совместно с фирмой

"братьев Пате", Ханжонков, поговорив с А.С. Вишняковым, находит пайщиков

среди капиталистов и промышленников России (в основном давали по 5-10 тысяч

рублей). И в течение двух-трех недель набирает капитал в 250 тысяч рублей.

Итак, 8 сентября 1912 года начало функционировать акционерное общество "А.А.

Ханжонков и К°", с капиталом в 500 тысяч рублей (который включал также

оборудование фабрики, двух ателье, а после приобретения прокатных контор - в

тысячах метрах рабочего негатива, десятках тысяч метров иностранного отдела,

сотнях тысяч метров картин, находящихся в прокате и в миллионах метров картин

находящихся на складе). В кинематографии, в то время, считалось естественным

преувеличивать на словах и в рекламных капиталы, вложенные в дело, поэтому

никто не верил большим цифрам, обозначенным на объявлениях некоторых фирм.

Однако, вскоре стало широко известно о притоке наличных денег в контору

Ханжонкова, и без того достаточно боеспособную фирму, и тут началась

ожесточенная борьба с конкурентами (Пате, Тиман, Пендрис) по всем фронтам.

Конкуренции в прокате сопутствовала конкуренция в производстве. Желая

улучшить качество картин, конкуренты Ханжонкова стали заботится о привлечении

писателей в кинематограф. Фирма "братьев Пате" подписала договоры о написании

сценариев с писателями: Анатолием Каменским, Арцыбашевым, Архиповым,

Соломенским и Юткевичем. Ханжонков, в свою очередь, подписал договоры с

Аверченко, Дымовым, Федором Солоубом, Тэффи, Цензором, Амфитеотровым,

Чириковым, Куприным, Маныч-Тавричаниным, Леонидом Андреевым, Лазаревским, А.

Маром, Рославлевым и Василевским; кроме того, чтобы укрепить связь с

писательским миром, Ханжонков решил издавать журнал "Пересмешник"

(юмористический журнал кинематографии). Но он так и не вышел в свет, так как

газеты презрительно относились к переходу писателей на синематографическую

деятельность, но зато дало толчок к созданию отдела при фабрике,

занимавшегося специально сценарным делом (заведующий отделом был писатель

Маныч-Тавричанин). Сложнее дело складывалось с режиссерами, если операторов

можно было прислать из-за границы или обучить этому фотографа, то постановки

зачастую доверялись случайным людям. Но вот из газетных вырезок Ханжонков

узнает, что некий Старевич три года подряд на маскарадных балах берет первые

премии. И после переписки, Старевич переезжает в Москву с семьей и преступает

к работе (причем он выучился фотографии и операторскому искусству без всякой

специальной подготовки). Первой его постановкой, сделанной по его же

сценарию, была картина в 230 метров длиною, под названием "Прекрасная

Люканида" или "Война рогачей с усачами", выпущенная в марте 1912 года.

Картина заставила всех видевших её не только восторгаться, но и задумываться

над способами её постановки, так как все роли в ней были исполнены жуками.

Это был первый образец неизвестной еще тогда ни у нас в России, ни за

границей объемной мультипликации (снимались не рисунки, а миниатюрные фигурки

- искусственные жуки, сделанные с восхитительным правдоподобием). Первый опыт

Старевича был настолько удачен, что к занимаемой им квартире было пристроено

специальное ателье (ему были созданы все условия для работы, и он, вероятно,

не раскаивался в том, что оставил свою чиновничью карьеру). Старевич был

неутомим и плодовит. Его картины пользовались успехом по всей России и за

рубежом. "Месть кинооператора", "Рождество обитателей леса", "Авиационная

неделя насекомых" и особенно "Стрекоза и муравей" по басне Крылова обратили

на себя внимание русской общественности (в картине была изображена постройка

избенки на зиму трудолюбивым муравьем со всеми его плотническими работами,

пьянство легкомысленной стрекозы, опустошающей припасенную ею бутылочку среди

падающих листьев осеннего леса - все это было изумительно и вызывало восторги

взрослых и детей). Успехи фирмы Ханжонкова разжигали конкуренцию (особенно

страстно боролась фирма "братьев Пате"). В ответ на фильмы Старевича они

выпустили картину "Война зверей", с участием питомцев Вл. Дурова. Главный бой

между конкурирующими фирмами разыгрался в 1913 году, в связи с выпуском новой

юбилейной картины "Триста лет дома Романовых". Помимо фирмы Ханжонкова, такую

же картину стало ставить вновь образовавшееся товарищество "Дранков и

Талдыкин" (ставил эту картину режиссер Московского художественного театра

Е.Ф. Бауэр; картина вышла настолько удачной, что фирма "братьев Пате"

предложила прокатывать сразу две картины в один день по всей России.

Сезон 1913-1914 гг. Отличался необыкновенным наплывом иностранной

кинопродукции на русский рынок (представители зарубежных фирм буквально

осаждали прокатные конторы), а русская кинопромышленность пробивалась своими

ростками за рубеж и без русских картин ни один кинематограф не мог снискать

себе приличной репутации. Год объявления империалистической войны был

знаменателен для кинематографии. Кинематограф стал модной темой дня. Журналы

были полны заметок различных деятелей культуры о пользе, вреде, сущности и

перспективы кинематографа. Министерства также начали пользоваться

кинематографией (заказы на съемку Балтийской эскадры, военного завода со

всеми строящимися судами и т.п.). Но в тоже время были запрещены картины,

изображающие тяжелые условия труда. Несмотря на цензурные гонения,

общественный престиж кинематографии укрепился и более не внушал опасений (в

деловых кругах прошел перелом и фирмы без труда привлекали средства из других

отраслей промышленности - финансисты не могли не видеть, как велика чистая

прибыль в кинопромышленности и как быстро в ней растут капиталы). После

объявления войны Москва напоминала военный лагерь. Все говорили только о

войне и делали только то, что было связано с ней. Кинематография не

представляла исключения. В обществе Ханжонкова открылся лазарет на 20 коек.

Из-за того, что границы были перекрыты, фирмы, занимавшиеся продажей

иностранных картин бездействовали, а фирмы занимавшиеся своими постановками

бросились срочно делать фильмы созвучные моменту. Скоро по кинотеатрам

пестрили афиши с патриотическими названиями: "В огне славянской бури", "На

защиту братьев славян", "В борьбе народов" и т.п. В киножурналах появились

объявления о выходе специальной хроники, под названием "Зеркало войны".

"Гомон" стал выпускать специальную хронику под названием "На западном

фронте".

Основные фирмы русской кинопромышленности избавились от иностранной

конкуренции, но стали страдать от усиления спроса на русские картины и срочно

взялись за расширение своих постановочных баз. Первое время фирмы работали на

тех запасах пленки, которые были еще у продавцов и покупателей, но очень

скоро запасы начали иссякать, и стоимость пленки как позитивной, так и,

особенно, негативной, стала повышаться не по дням, а по часам (на рынке

появился целый ряд спекулянтов-перекупщиков). Пленочный кризис был налицо.

Начавшись в Москве, он охватил всю Россию. Кинотеатры повысили цены на

входные билеты от 2 до 10 копеек за билет, но посещаемость увеличивалась и

покрывала все расходы.

С осени 1914 года в списках жертв войны стали появляться фамилии

кинематографистов. Но помимо реальных смертей, некоторые кинофирмы делали из

этого рекламу (например в августе 1914 года фирма "братьев Пате" получила

телеграмму о том, что знаменитый французский комик Макс Линдер погиб на

театре военных действий - все это было рекламой, на самом деле, знаменитый

комик оказался не только живым и здоровым, но и поспешил опубликовать в

ноябре 1914 года письмо в русской прессе, которое заканчивалось словами:

"...В ожидание иметь скоро удовольствие встретить русских братьев по оружию в

Берлине, прошу принять уверения в моей искренней симпатии. Да здравствует

Россия! Да здравствует Франция!"). Ханжонков не был сторонником тенденциозных

военных картин, мало художественных и неубедительных, однако, к концу 1914

года он уступил прокатчикам и согласился на военную постановку. Его выбор

остановился на пьесе Леонида Андреева "Король, закон и свобода"

(кульминационный эпизод в фильме был о столкновении бельгийцев с немцами и

взрыв бельгийцами шлюзов для заполнения своих плодородных полей).

В 1915 году фирма Ханжонкова пригласила Веру Холодную. Её нашел в толпе

статисток Евгений Францевич Бауэр. Для дебюта малоопытной артистки Бауэр

выбрал соответствующий сюжет. Героиня была освобождена от какой-либо игры.

Она появлялась на экране зачарованной, как бы под гипнозом. "Песнь

торжествующей любви" по Тургеневу как нельзя более подходила для этих целей.

Чутье художника не обмануло Бауэра: молодая, не искушенная даже театральным

опытом Холодная, своими прекрасными серыми глазами и классическим профилем

произвела сенсацию и сразу же попала в разряд "кинозвезд", восходящих на

русском киногоризонте.

Вера Холодная.

Она родилась 5 августа 1893 года в Полтаве. Ее родители - Василий Андреевич и

Екатерина Сергеевна Левченко познакомились и поженились в Москве еще будучи

студентами. Мать закончила Александро-Мариинский институт благородных девиц,

отец -словесное отделение университета. По окончании учебы молодые супруги,

желая ни от кого не зависеть, начали свою молодую жизнь самостоятельно, в

Полтаве, на родине Василия Андреевича. Жили скромно. Жалованья, которое

получал Василий Андреевич, работая преподавателем в Полтавской гимназии, не

хватало. Приходилось давать частные уроки и, вдобавок ко всему, держать

студентов-столовиков. Вот в такой атмосфере появился на свет их первенец -

Верочка. Через два года мать Екатерины Сергеевны сообщила о кончине отца и

настоятельно просила детей переехать в Москву на постоянное жительство.

Семья Левченко поселилась в районе тихих Кисловских переулков (в то время их

было четыре: Большой, Средний, Нижний и Малый), в каком именно, установить

пока не удалось. В доме боготворили книгу, благоговейно относились ко всему,

что касалось творчества и вообще мира прекрасного. Часто сами устраивали

импровизированные литературно-драматические вечера, читали стихи, пели песни.

Родители Веры имели музыкальное образование. У отца был хороший голос, и Вера

часто, когда он пел, подпевала ему. Она рано научилась читать. И, как ни

странно, больше всего ей нравились книги о морских приключениях - литература,

не входившая тогда в круг чтения для девочек.

Она росла тихим, спокойным ребенком. Часами могла разговаривать сама с собой

и со своими куклами, шила им платья из лоскутов, придумывала модели,

поражавшие всех скромностью и изяществом. До самозабвения любила все живое:

собак, кошек, лошадей, бабочек, шмелей, а мыши (их тоже иногда доводилось

видеть в доме) не только не пугали ее, напротив, вызывали бурный восторг.

В возрасте десяти лет ее отдали учиться в гимназию-частное учебное заведение

Перепелкиной. Здесь преподавались точные науки, иностранные языки, насыщенной

была программа эстетического воспитания. Предпочтение Вера отдавала

классическим танцам, можно даже сказать, питала к ним особую страсть. Через

год эта страсть привела ее в балетное училище Большого театра.

Огромный конкурс был выдержан с честью, и девочка с великим усердием

принялась за любимое занятие. Однако бабушка - Екатерина Владимировна

Слепцова - всячески противилась тому, чтобы Вера стала балериной. Профессию

танцовщицы она считала не только не престижной, но и неприемлемой для девушки

из порядочной семьи. Не возымели влияния на бабушку ни уговоры педагогов,

сумевших заметить способности Веры, ни увещевания друга семьи, большого

мастера сцены, актрисы Малого театра Елены Константиновны Лешковской,

находившейся тогда в зените славы, ни робкие мольбы родителей. Девочке

пришлось вернуться в свою гимназию, в Большой Кисловский переулок (ныне улица

Семашко, дом 4).

Жизнь шла своим чередом. В 1896 году появилась Надежда - сестра Веры, а в

1905 году, когда Екатерина Сергеевна ждала третьего ребенка - Софью,

скончался Василий Андреевич.

Можно только представить, каково было Екатерине Сергеевне одной, без мужа,

без материальной, духовной и физической опоры поднимать троих малолетних

детей. Но, к чести ее, в доме сохранялся однажды заведенный порядок: Верочка

училась в гимназии и помогала матери как могла. Она продолжала с

удовольствием музицировать: играла на фортепьяно, участвовала в любительских

спектаклях, прекрасно читала стихи Н.Апухтина-«Разбитая ваза» (подражание

Сюлли Прюдону), «Кружевницы»... Неодолимое влечение испытывала к театру, была

знакома со многими артистами Художественного и, как все ее сверстницы,

проявляла интерес к кинематографу. О карьере киноактрисы не помышляла.

Известный театральный деятель А. Мгебров рассказывал, что в те поры

артистическая молодежь собиралась в знаменитых Перцовских мансардах, куда

также приходили поэты, певцы и музыканты.

Оригинальный дом Перцова, построенный в стиле русского модерна, находился в

Саймоновском проезде. Душой и организатором творческих вечеров в этом доме

был в то время один из помощников режиссеров МХТ Борис Константинович Пронин,

большой фантазер, человек неуемной энергии. Многие одаренные молодые люди

состоялись как творческие личности только благодаря ему и той высокой планке,

которая была поднята в мире искусства корифеями русской культуры в конце XIX

и начале XX века. Его по праву называли одним из создателей русского

Монмартра в Москве. На этих творческих вечерах, вместе со своими подругами,

часто приветливой хозяйкой была Вера Холодная. Девушки создавали уют,

придумывали интересные детали к интерьеру, угощали гостей чаем и кофе,

вращаясь в этой атмосфере, сами приобщались к миру творчества.

Театральная жизнь России в начале века, что называется, била ключом. Целая

плеяда великих драматических актеров, составляющих славу отечественной и

европейской культуры: М.Н. Ермолова, Е.Д. Турчанинова, И.М. Москвин, А.Г.

Коонен, В.Ф. Комиссаржевская, В.И. Качалов, М.А. Чехов, Е.А. Полевицкая,

Сарра Бернар, Элеонора Дузе, Томазо Сальвини, блистали тогда на подмостках

сцены, потрясая зрителей классическим репертуаром, пьесами, затрагивающими

проблемы дня насущного. При всех эпохальных и реальных трудностях

продолжались традиции, заложенные Щепкиным и Мочаловым, традиции

демократического, гуманистического искусства, исполненного любви и сочувствия

к человеку. Создавались театральные кружки, рождались Народные театры.

Орленев и Станиславский принимали в них деятельное участие. Определились свои

лидеры и в русском игровом кино: В. Р. Гардин, Я. А. Протазанов, Е. Ф. Бауэр,

П. И. Чардынин, В. П. Касьянов.

Сентябрь 1908 года остался в памяти Веры Левченко навсегда. Из Петербурга в

Москву в то время приехала на гастроли Вера Федорова. Вера увидела ее в

заглавной роли пятиактной трагедии «Франческа да Римини» итальянского поэта и

драматурга Табриеле Д'Аннунцио. Эту пьесу на русский язык специально для

великой актрисы перевели Валерий Брюсов и Вячеслав Иванов.

Впечатление было огромное. «Конечно, главный плюс у госпожи Комиссаржевской,-

писала пресса - это сама Франческа, сама госпожа Комиссаржевская. Артистка

играла эту роль с удивительным проникновением, с бесконечной нежностью и

силой...». Ей аплодировали за то, что она - это она (потом Вере Холодной

будут аплодировать за то, что она - это она).

После спектакля, по семейным преданиям, Вера буквально заболела. В течение

нескольких суток ее мучила бессонница, она невпопад отвечала учителям

домашние задания, получила несколько двоек, хотя училась всегда прекрасно. Не

исключена возможность, что именно тогда в ней проснулась актриса. У нее

появилась ненасытная тяга к постижению искусства. А в те годы в Москве было

что посмотреть, почитать и послушать. Во весь голос заявили о себе поэты

Брюсов и Бальмонт, Блок, Аннинский, Мережковский, молодые Ахматова и

Цветаева... В музыкальном мире - Рахманинов и Скрябин, в концертных залах

звучали их симфонии, в Большом театре пели Собинов и Шаляпин... Время

гимназистки Левченко было расписано по минутам. Большой и Малый театры, МХТ и

Консерватория, Исторический музей, Музей изящных искусств (так тогда

назывался Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина), Третьяковка и

дом Юргенсона на улице Неглинной, где собиралась вся художественная Москва,

были в поле зрения Веры.

Она жила среди того великолепия, тех духовных богатств, которые накопила за

многие столетия Москва белокаменная. Все лучшее впитывала ее трудолюбивая

душа и любознательный ум, и первые порывы вдохновения выливались в ее пока

что ученические актерские опыты. Учась в последних классах гимназии, она

играет Любу Закрутину в трехактной комедии В. Крылова «Сорванец». Девушку,

характер которой, по выражению одного из партнеров, никаким утюгом не

разгладишь...

Трудно себе представить вдумчивую, на первый взгляд даже меланхоличную Веру

Левченко в роли «сорванца». Но она покорила всех искрометным темпераментом,

неожиданно тонкой пластикой, внутренним ритмом, исподволь раскрывавшим

движение чувств героини. Как потом она играла Ларису Огудалову в

«Бесприданнице» А. Н. Островского, сведений нет. Однако известно, что юные

зрительницы ей дружно аплодировали как настоящей и уже признанной ими

актрисе.

Итак, Вера играла в любительских спектаклях, увлекалась коньками, а живя

летом на даче в Звенигороде, играла в теннис. Часто посещала Саввино-

Сторожевский монастырь, любовалась старинными русскими иконами, слушала

великолепный церковный хор, молилась в храме Христа Спасителя...

В 1910 году она успешно окончила гимназию и на выпускном балу познакомилась с

молодым юристом Владимиром Григорьевичем Холодным. В уголке актового зала

юноша прочитал ей стихотворение Николая Гумилева «Озеро Чад», посвященное

Анне Андреевне Торенко - Анне Ахматовой, ставшей впоследствии его женой:

«Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд, И руки особенно тонки, колени

обняв, Послушай: далеко, далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С

которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких

озер...»

Пленительные, экзотические образы тогда уже признанного поэта покорили сердце

юной выпускницы-гимназистки. А Володя Холодный манил ее дальше и дальше.

«Изысканного жирафа» сменили железные «Капитаны»:

«Открыватели новых земель. Для кого не страшны ураганы, Кто изведал

мальстремы и мель...».

Молодой человек и не подозревал, что слова этого гимна, как отборные зерна,

падали на давно подготовленную, благодатную почву. Романтика морских пучин с

детства окрыляла Веру. Радостно приняла она в свое сердце восторженного

юношу, гордого, мужественного рыцаря, не раз волновавшего ее воображение в

мечтах.

С первого взгляда эти русские Ромео и Джульетта пылко полюбили друг друга и

вскоре поженились (кстати, в том же 1910 году, что и Гумилев с Ахматовой).

Вере было тогда всего семнадцать лет. Некоторые друзья и знакомые семейства

Левченко осуждали столь ранний брак, не понимая, что встретились с образцом

любви исключительной. Их чувства выдержали в дальнейшем все испытания. До

самого смертного часа они оставались верными супругами и прекрасными

родителями.

Присутствовавшая на свадьбе близкая семье Левченко артистка Большого театра

Мария Николаевна Левина вспоминала: «...свадьба проходила скромно, Вера была

молчалива, грустна, вообще она всегда отличалась скромностью, не любила

павлиньих цветов, нарядов и украшений. Присутствовали на свадьбе простые

люди... В моих наблюдениях я пришла к выводу, что Вера Холодная была простой,

умной, любящей свой народ женщиной, равнодушной к нарядам и блеску золота».

После свадьбы Вера Холодная с мужем и всей своей семьей переехала в большой

прекрасный дом, расположенный по улице Ново-Басманной под номером 28. В этом

доме в 1912 году родилась их дочь Евгения, а год спустя появилась приемная

дочь - Нонна. Казалось, теперь и речи не могло быть об артистической карьере.

Так думали все.

Вера мыслила по-другому. Она не порывала связи с миром искусства. Эта связь

продолжалась живыми нитями через клуб «Алатр», где собирался, как правило,

довольно ограниченный круг деятелей культуры, «избранные», если позволительно

такое выражение, объединившиеся вокруг великого русского певца Л. Собинова.

Вера бывала здесь, принимала участие в концертах, танцевала, читала стихи...

Судя по всему, именно в это время зарождается ее великая любовь к

Страницы: 1, 2