Сколько программистов Microsoft потребуется для того, чтобы заменить перегоревшую лампочку? Ни одного. Билл Гейтс созовет пресс-конференцию и объявит, что отныне новым стандартом является темнота. У всякой революции хватало врагов, и в данный момент главным злодеем информационной экономики объявлена корпорация Microsoft. Чем бы ни закончилась битва между Microsoft и американским правительством, многие экономисты высказывают опасения, что самой природой информации и знаний, из которых складывается здание новой экономики, будет порождаться все больше монополий, подобных Microsoft. Но как это укладывается в общераспространенную истину о том, что ИТ и Интернет должны повысить эффективность рынка и, как следствие, способствовать развитию конкуренции?

Экономика все больше становится зависимой от знаний. Поиск новых путей в производстве всегда служил основным источником долгосрочного роста экономики. В нашем случае новым является то, что в современной экономике все большая доля продукции носит неосязаемый характер и основывается на эксплуатации идей, а не материальных предметов—так сказать, “невесомая экономика”. В 1900 году лишь одна треть американских рабочих была занята в сфере услуг, а в настоящее время уже две трети (см. график 14). Все больше товаров, от “мерседесов” до спортивной обуви, несут в себе наукоемкие составляющие— в конструкции или в обслуживании клиентов. Экономисты испытывают со знанием проблемы, поскольку, на их взгляд, оно противоречит основному экономическому закону дефицита. Если продается материальный предмет, скажем, лопата, продавец перестает быть его собственником. Однако если продается идея, продавец остается ее владельцем и может продавать ее снова и снова. Сколько бы знание ни использовалось, оно не перестает быть полезным. Рыночная же система, описанная Адамом Смитом двести лет назад, была основана на понятии дефицита и содержала такую структуру ценообразования, по которой производство двух предметов всегда оказывается дороже производства одного такого предмета.

Традиционная экономическая теория предполагает, что большинство отраслей в какой-то момент подходит к точке “убывающей доходности”, поскольку себестоимость единицы продукции начинает расти, и поэтому ни одна отдельная фирма не может захватить весь рынок. Однако все больше информационных продуктов (то есть все то, что может быть преобразовано в последовательность из нулей и единиц), таких как программы, книги, фильмы, финансовые услуги и веб-сайты, демонстрируют “растущую доходность”. Информация дорога в производстве, но дешева в репродуцировании. Высокие постоянные затраты и пренебрежимо низкие переменные затраты дают этим отраслям широкие возможности использования эффекта масштаба. Разработка нового программного продукта может стоить миллионы долларов, однако производство его дополнительных копий может быть практически бесплатным, особенно если продукт распространяется через Интернет. В идее “растущей доходности” нет ничего нового. Альфред Маршалл, британский экономист, рассматривал ее еще в 1890 году. Газ, электричество и железные дороги демонстрировали рост доходности задолго до информационной революции. Однако в информационных продуктах рост доходности может проявиться в большей степени из-за структуры их себестоимости. Кроме того, эффект масштаба стал заметно сильнее. Во времена “Стандард Ойл” в начале XX века, если фирма была вдвое крупнее своих соперников, ее средние издержки на единицу продукции могли быть на 10% ниже. В наши дни, если программистская фирма в два раза крупнее своего конкурента, ее средние издержки на единицу продукции могут оказаться на 50% ниже. Это сильно затрудняет выход на рынок новых действующих лиц.

В таких обстоятельствах естественной рыночной структурой становится монополия. Дополнительной сложностью с информационными продуктами является то, что эффект масштаба может проявиться не только со стороны предложения, но и со стороны спроса, за счет сетевых эффектов (которые экономисты называют “сетевые внешние эффекты”). Стоимость многих информационных товаров, таких как аппараты факсимильной связи или программные пакеты, тем выше, чем больше людей ими пользуется. Потребительская ценность Microsoft Windows состоит именно в повсеместном распространении этой оболочки. Таким образом, сетевые внешние эффекты могут стать серьезными барьерами на пути к рынку. Если все, с кем вы общаетесь, пользуются Microsoft Windows, вам волей-неволей тоже придется вступить в их число.

И опять же сетевые внешние эффекты не являются чем-то новым. Сто лет тому назад Bell System, впоследствии превратившаяся в AT&T, воспользовавшись сетевыми внешними эффектами, завоевала господство на телефонном рынке. ОднакоКарл Шапиро из Калифорнийского университета в Беркли считает, что сетевой эффект стал более важным по сравнению с традиционным эффектом масштаба. Комбинация эффектов масштаба со стороны спроса и предложения во многих отраслях может оказаться очень мощной. Высокий объем продаж не только сокращает производственные издержки, но также повышает ценность продукта для других пользователей. На таких рынках неизбежно одна фирма получает преимущество.

Третий фактор, который может помочь лидеру укрепить свои позиции на рынке, —это эффект “захвата”. Стоит пользователю научиться работать с какой-то компьютерной, скажем, программой, он ни за что не захочет переходить на другую программу ровно потому, что в таком случае ему придется заново учиться работать с ней. Пользователям нравятся единые стандарты, и новичку на рынке придется здорово потрудиться, чтобы убедить их в преимуществах своего продукта. Из этого следует, что антимонопольным органам скучать не придется. Однако многие аналитики отмечают, что старые правила конкуренции в условиях информационной экономики становятся неуместными. В частности, они утверждают, что правительству следует ослабить вожжи в работе с высокотехнологичными компаниями. При быстрых темпах технологического прогресса и яростной конкуренции, говорят они, текущая доля рынка практически ничего не значит; ни одна монополия не продержится долгое время. Кроме того, раздел монополии может пойти во вред потребителям. Традиционная монополия наращивает свои прибыли за счет ограничения предложения и взвинчивания цен. Однако на рынке информационных товаров фирма, испытывающая эффект масштаба как со стороны спроса, так и со стороны предложения, должна вести себя по-другому—увеличивая производство и снижая цены. Таким образом, возникает риск: если антимонопольная политика будет направлена на ограничение доли рынка высокотехнологичных компаний, цены могут вырасти. Возможно, в данном случае следует более терпимо отнестись к монополиям, позволив им в полной мере пожинать плоды эффекта масштаба, помня о том, что быстрый прогресс в отрасли будет заставлять их постоянно находиться в состоянии боевой готовности. Как только они станут малоэффективными, их быстро вытеснят более зубастые конкуренты.

Игра в монополию

Таким образом, некоторые экономисты утверждают, что, “наезжая” на Microsoft, министерство юстиции делает ошибку. В своем выступлении в начале этого годаЛарри Саммерс, министр финансов США, казалось, склонился к той точке зрения, что естественные монополии могут принести пользу, а не вред потребителям: “Единственным стимулом для производства чего-либо является стремление к получению временной монополии.... без этого цена будет сбита до уровня предельных издержек, и не удастся окупить высокие постоянные издержки. Таким образом, постоянное стремление к завоеванию такой монопольной власти становится основной движущей силой новой экономики”. Другими словами, информационная экономика требует несовершенного рынка, чтобы фирмы, продвигающие новые технологии, могли окупить свои вложения. Это следует из идейДжозефа Шумпетера, экономиста начала XX века. Его теория “созидательного разрушения” предполагала, что монополия может на деле стать стимулятором научно-технического прогресса и роста, поскольку она мотивирует фирму внедрять инновации, если фирма может извлечь для себя максимум выгод, не боясь того, что конкуренты будут ее копировать.

Однако все разговоры о необходимости новых правил конкуренции не достигают цели. Суть претензий правительства к Microsoft заключается не в том, что она стала монополистом, и не в том, что большая компания—это плохо, а в том, что она отстаивала и наращивала свое доминирующее положение на рынке, пользуясь приемами недобросовестной конкуренции. Как сказалДжоэль Клейн, глава антимонопольного отделения министерства юстиции: “Законные и незаконные пути завоевания и поддержания рыночной власти за десять лет мало изменились”. Главные принципы политики конкуренции не утратили своей актуальности. Microsoft, пользуясь своей монополией производителя операционных систем, вытесняла с рынка конкурентов, затрудняя тем самым выход на рынок новых технологий. Ключевой проблемой политики конкуренции в условиях новой экономики является не величина доли рынка, а то, что доминирующие на рынке фирмы злоупотребляют рыночной властью, чтобы не допустить на него новые разработки других фирм.

Одно дело утверждать, что Microsoft нарушила закон, куда сложнее ответить на вопрос: пойдет ли принудительный раздел фирмы на пользу потребителям. Если сетевой внешний эффект существует, потребителям тем лучше, чем больше сеть. Это одна из причин, по которым правительство отказалось от идеи раздела империи Windows на три новые фирмы. Вместо этого оно планирует разбить Microsoft на две—компанию Windows (специализирующуюся на операционных системах) и компанию, которая будет заниматься исключительно приложениями, в частности, к ней отойдут права на Internet Explorer, Word и т. д. Каждая компания будет вправе конкурировать по всем направлениям своей работы, разрабатывая конкурентоспособные продукты. У второй компании появится мотив разрабатывать офисные пакеты не только под Windows, но и под другие операционные системы, помогая им развиваться. В свою очередь у Windows будет больше стимулов к сотрудничеству с производителями конкурирующих прикладных программ. Другие программистские фирмы станут смелее продвигать свои новые товары, не боясь быть вытесненными с рынка. Это должно подстегнуть технологический прогресс и развитие конкуренции.

Пол Ромер, главный сторонник идеи о важности технологического прогресса для развития, твердо убежден в том, что конкуренция в большей степени способствует прогрессу, чем монополия. Ромер не приемлет идеи о том, что ввиду высоких скоростей технологических изменений антимонопольные законыв наше время становятся менее актуальными. Эта идея, говорит он, основана на ложной посылке экзогенности технологических новшеств, то есть на утверждении их внеземного происхождения. Будь это так, быстрые технологические изменения и вправду подрывали бы силу монополии быстрее, а обществу это стоило бы дешевле. Напротив, говорит он, на темпы технологического развития оказывают влияние экономические стимулы. А поскольку новые технологии подрывают монопольное положение существующей технологии, у нее появляется гигантское искушение душить все новшества в зародыше, защищая свое монополистское положение, то есть всячески не поощрять инновации со стороны новых фирм. Если Ромер прав, политика конкуренции приобретает в условиях быстрых технологических изменений не меньшую, а большую важность, поскольку здесь создается больше условий препятствовать инновациям.

Поэтому антимонопольным органам нужно быть настороже, но до известных пределов. Вряд ли в условиях новой экономики монополии станут появляться как грибы после дождя. Высокотехнологичные отрасли, в которых проявляются сетевые внешние эффекты, дают лишь 8% ВВП США. Microsoft—это, скорее, исключение, чем правило. Тенденция к монополии на чисто информационные товары возможна, но в большинстве секторов экономики ИТ должны способствовать развитию конкуренции.

В принципе Интернет снижает барьеры на пути к рынку, поскольку создать онлайновое предприятие намного дешевле, чем открыть традиционный магазин или офис. К тому же Интернет упрощает потребителям возможность сопоставления цен. Оба этих фактора способствуют развитию конкуренции. Неважно, что в данный момент лишь малая толика товаров продается в онлайновом режиме— традиционным компаниям становится все труднее повышать цены. Без самодеятельности

Большинство предшествующих технологических революций приводили к увеличению оптимального размера фирм либо за счет снижения производственных издержек и увеличения эффекта масштаба, как это произошло в случае с внедрением электричества и пара, либо за счет снижения транспортных издержек, как в случае с железными дорогами, что привело к повышению концентрации производства. Интернет же, напротив, в отраслях, не связанных непосредственно с цифровыми технологиями, как, например, создание программ, в большинстве случаев сокращает эффект масштаба за счет увеличения возможностей поиска внешних источников (аутсорсинга) и сокращения постоянных издержек.

Более шестидесяти лет тому назад Рональд Коуз, экономист, лауреат Нобелевской премии, объяснил вертикальную интеграцию фирм (противопоставляя их физическим лицам, покупающим и продающим товары и услуги на каждом этапе производства). Основные причины, говорит он, кроются в неидеальной информации и в необходимости свести к минимуму издержки по совершению сделок. Фирма может производить комплектующие или услуги самостоятельно, а может закупать их на стороне. Возможно, дешевле будет их купить на рынке, но при этом фирме придется потратить время и деньги на поиск необходимого товара и на оформление заказа.

В прошлом такие издержки по совершению сделок были высоки, и фирмы предпочитали делать многое из того, что требовалось, самостоятельно, что приводило к их разрастанию. Вертикальная интеграция решила проблему неточной информации. Однако по мере того как Интернет повышает доступность информации и снижает издержки по совершению сделок между фирмами и их поставщиками, у фирм появляется соблазн заниматься только тем, в чем они лучше всасо преуспели, а другие товары и услуги закупать на стороне. Это ведет к уменьшению их оптимального размера. Мелкая фирма может теперь использовать бухгалтерскую программу вместо бухгалтера в штате, текстовый процессор вместо машинистки и электронную или голосовую почту вместо барышни на телефоне. Интернет предлагает малым и средним предприятиям многие преимущества крупных широкопрофильных фирм. Он предоставляет им доступ к той же информации, что и большим фирмам, и упрощает процедуру их выхода на международные рынки. Многие крупные фирмы в течение долгих лет для общения со своими крупнейшими поставщиками использовали системы электронного обмена данными. Интернет позволяет сделать это проще и дешевле, предоставляя такую возможность фирмам любого масштаба.

Так что ИТ одновременно и вредят, и способствуют конкуренции, но парадокса здесь никакого нет. В отраслях, где большое значение имеют сетевые внешние эффекты, информационные технологии подталкивают фирмы-гиганты к использованию эффекта масштаба, причем как со стороны предложения, так и со стороны спроса. В других же отраслях лидерство должны захватить карлики.