Эмоциональное состояние памяти

Морфофункциональным субстратом памяти равно как эмоций и мотивационных состояний, являются прежде всего структуры лимбической системы. Принято считать, что физиологическая основа памяти лежит в так называемых последовательных временных связях, которые возникают в коре полушарий головного мозга, на условно-рефлекторных принципах. Одна из первых гипотез--гипотеза ривербации (циркуляции). Анатомическим объяснением этой идеи служат данные о наличии в тканях мозга замкнутых нейронных цепочек, что позволяет поступающей информации циркулировать некоторое время. Фиксацию объясняют огромным количеством нейронов, и ещё большим количеством отростков, что увеличивает объем информации.

Но гораздо большее распространение получила Биохимическая теория, согласно которой основное значение в хранении информации принадлежит изменениям химического состава нуклеиновых кислот и белков. Генетики и биохимики доказали, что генетическая информация передается с помощью ДНК и РНК. РНК является матрицей для синтеза белков. Комплексы белков с сахарами (глюкопротеиды) являются еденицей памяти.

Большую роль в процессах памяти играют медиаторы. Например ацетилхолин играет большую роль в организации кратковременной памяти. Велика роль серотонина и адреналина. Серотонин способствует концентрации внимания, что является важным в запоминании. 7

Человеческий мозг содержит около 10 мил-лиардов нервных клеток, которые посылают импульсы другим клеткам через особые кон-такты -- синапсы. Каждую секунду через си-напсы проходят миллионы импульсов: это ос-нова наших чувств, мыслей, эмоций и памя-ти. Активность нервных клеток мозга можно наблюдать воочию. Когда японские ученые ввели в человеческий мозг тончайшие световоды, соединенные с видеокамерой, они смог-ли рассмотреть, что нейроны движутся, как крошечные амебы. Чем интенсивнее работа мысли, например при решении математиче-ских задач или запоминании незнакомых слов, тем активнее такое “движение” нервных кле-ток. Невольно вспоминается известное выра-жение “шевелить мозгами” -- оказывается, оно отражает реальные события.

Современные методы исследований пока-зывают, что в процессы запоминания вовле-чены не только отдельные группы нервных клеток, но и различные зоны головного мозга. Механизмы памяти напоминают лабиринт, ходы и выходы которого соединены множе-ством мостиков. Более 50 лет тому назад аме-риканский физиолог Карл Лешли предложил любопытную гипотезу: память состоит из двух взаимно дополняющих друг друга процессов: обучения новому и запоминания опыта. Эта гипотеза нашла свое подтверждение в опы-тах на животных.

Профессор Стивен Роуз из Университета в Милтон Кейни под Лондоном уже более 30 лет изучает механизмы памяти у кур. Роуз обучал однодневных цыплят различать несъедобные круглые бусины, плавающие в блюдце с во-дой, и сходные по форме и величине зерна, рассыпанные по столу. Более 80% птенцов после первых неудачных попыток склевать бусины потеряли к ним интерес и начали кле-вать только зерна. Какие биохимические из-менения произошли в мозгу цыплят после обучения? Удалось проследить, какие нейро-ны вовлечены в процессы обучения и запо-минания. Оказалось, что в течение 15--30 минут после завершения обучения в моз-гу образуется особый пере-датчик импульсов между клет-ками -- глютаминовая кисло-та. В мозгу тренированных цыплят количество этого ве-щества было больше, чем у их необученных собратьев. Ког-да глютаминовую кислоту раз-рушали с помощью химичес-ких соединений, то цыплята быстро научались отличать плавающие бусины от корма, но вскоре все забывали. Оче-видно, глютаминовая кислота способствует кратковремен-ному запоминанию. А вот дол-говременная память форми-руется лишь спустя 5--8 ча-сов после обучения. При этом в мозгу образуются белки с особым строением молекул, которые служат чем-то вроде переключателей возбуждения с одних контактов между клетками на другие. Возникает своеобразная ней-ронная сеть, в которой все связанные контак-тами клетки взаимодействуют друг с другом через некоторые промежутки времени. Запо-минание представляет собой очень сложный и одновременно слаженный ансамбль таких взаимодействий, в которые вовлечены разно-образные молекулы передатчиков. Когда не-обходимо что-то вспомнить, то происходит вызов “записанного” в разных точках нейрон-ных сетей материала и “переписывание” его в один осмысленный сюжет.

Исследователи считают, что память зависит от нескольких систем мозга и включает меж-клеточные взаимодействия на разных уров-нях. Поэтому процессы, связанные с запоми-нанием и воспроизведением, управляемы и обладают избирательностью. 17

Доктор биологических наук, профессор Александр Каменский пришел к выводу , что у человека три различных вида памяти. 11

Первый вид - генетиче-ский. Суть в том, что в половых клетках - яйцеклетках и сперматозидах - “записана” вся инфор-мация о строении и принципах деятельности любою живого су-щества. Эта “инструкция по экс-плуатации” передается с половы-ми клетками из поколения в по-коление в виде набора генов. Ге-нетическая память очень инерт-на, трудно изменяема, но это и хорошо, иначе бы каждое после-дующее поколение не было похо-же на родителей и все в природе смешалось бы.

Информационная емкость ге-нетической памяти очень велика и составляет около ]() в десятой степени бит. Считается, что, для того, чтобы записать всю инфор-мацию о строении человека, дос-таточно всего 2 процента его генов. Что же скрывают остальные 98 процентов?

Оказывается, часть генов нам досталась от древних предков, ко-торые и людьми-то ещё не были. Можно даже предположить, что эти гены - запасной фонд Природы. В обычных усло-виях их работа подавлена. Но ес-ли вдруг на Земле произойдет катастрофа и условия жизни станут такими же, что и тысячи лет на-зад, древше гены предков долж-ны заработать и создать у совре-менных людей такие органы, ко-торые помогут им выжить. Ведь есть же у зародыша человека жаб-ры и хвост. Хорошо бы, конечно, сохранить и жабры, и легкие, что-бы жить и на суше, и в воде. Но Природа поставила жесткий вы-бор: или - или. Кто знает, может быть, этот запрет будет снят, если встанет вопрос о выживании че-ловечества.

Иногда генетическая память делает ошибки, и подавленный ген начинает работать. Тогда воз-никают всякие неожиданные диковины. Увеличение числа коп-чиковых позвонков, например, приводит к появлению хвоста у человека. Но это самое безобид-ное уродство: хвост легко ампути-ровать. А вот что делать, если де-вочка родится с шестью или деся-тью молочными железами? Или мальчик, целиком покрытый гус-той длинной шерстью

Другой вид памяти - иммунологический. В нашей крови живут маленькие и в прямом смысле са-моотверженные клетки, весь смысл короткой жизни которых -уничтожать как можно больше врагов человека. Лимфоциты реа-гируют на попадание в кровь чужеродных бак-терий и про-стейших ядо-витых веществ. При этом они начинают вы-рабатывать за-щитные антитела, ко-торые “склеивают” болезнетвор-ные существа, не давая им про-никать в другие органы. А унич-тожают поверженных “врагов” другие клетки крови - фагоциты. Эти наши защитники свобод-но отличают чужеродные клетки от клеток собственного организ-ма и обладают прекрасной памя-тью: они могут помнить своих “недругов” все свои несколько дней жизни и передавать инфор-мацию своим потомкам. Таким образом, переболев корью, вет-рянкой или скарлатиной, мы на всю жизнь получаем иммунитет к этим болезням: если их возбу-дители снова проникнут в кровь, они будут быстро уничтожены запомнившими их клетками на-шей иммунной системы. Мало того, у большинства людей они могут распознавать и уничтожать раковые клетки, создавая проти-вораковый иммунитет. Чем нам грозит “поломка” этого вида па-мяти, лучше и не думать.

Третий вид памяти - нейрологический. Именно его мы имеем в виду, когда говорим: “Что-то с памятью моей стало”. Его объем также очень велик и составляет около 10 в одиннадцатой степени биг информации. Ученые исследуют нейробиологическую па мять очень давно, но до сих пор мы знаем о ее механизмах очень мало. Пока установлено, что она состоит из нескольких фаз. Начинается запоминание с восприятия какой-либо информации. Причем чем больше эмоций она вызывает, тем лучше она заломинается.

Нейрологическая память быва-ет короткой и длительной. В кратковременной информация хранится всего несколько минут. Так, например, мы можем держать в памяти незнакомый телефонный номер, пока бежим от записной книжки к телефону. Ее емкость невелика: без специальной тренировки человек может сохранить 5-9 единиц информации на короткий срок

Этот вид памяти очень непрочен: достаточно отвлечься - и сообщение забывается.Но если информация необходима, вызывает сильные пережи-вания и может пригодиться в бу-дущем, то она переходит в долго-временную память и хранится иногда всю жизнь. Процесс пере-хода информации из кратковре-менной в долговременную назы-вается консолидацией - в ней принимает участие очень важная структура мозга - гиппокамп, ко-торый расположен в глубине височных долей больших полуша-рий.

Канадские нейрофизиологи провели такой экспе-римент: раздражая слабыми электрическими импульсами мозг людей во время опера-ций, они заставляли их вспоминать даже незначи-тельные подробности дале-кого прошлого. Например, одна женщина во время эксперимента вспомнила мельчайших деталях рису-нок ткани платья, которое у нее было в далекой юности. Ткань эту удалось найти, и оказалось, что она описала сложнейший рисунок абсо-лютно точно. О чем свиде-тельствует этот факт? О том, что в нашей долговре-менной памяти хранится фантастический объем ин-формации, возможно, вся наша прошедшая жизнь день за днем. И, наверное, все то, что мы получали во время обучения, начиная первого класса, все науки, которые мы проходили Только вспомнить мы можем лишь отдельные моменты, да и то часто с трудом. Что делать? Не раздражать же мозг все время электрото-ком, тем более нет гарантий, что вспомнишь, что хотел... Сейчас появляется все больше химических препа-ратов, способных стимули-ровать память. Самые хоро-шие результаты дают те, в составе которых использу-ются природные компонен-ты - пептиды. Они стимули-руют память.

2.8 Последние исследования

Лауреат Нобелевской премии 2000 года в области физиологии и медицины доктор Эрик Кендал из Колумбийского университета на днях порадовал общественность новыми изысканиями в области нейрофизиологии мозга. В число лауреатов Кендал угодил благодаря открытию нейротрансмиттеров - веществ, отвечающих за межнейронные импульсы головного мозга, которые переносят информацию и отвечают за ее хранение. То есть формируют различные виды памяти. Главное отличие трансмиттеров (норадреналина, дофамина и серотонина) от известных науке нейромедиаторов состояло в том, что они создавали в коре головного мозга длительный электрический эффект, измерявшийся минутами и часами, а не миллисекундами, - то есть отвечали за эмоции, настроение и память.
В последнее время группа ученых во главе с Кендалом работала над изысканием специфических белков, вырабатываемых в процессе действия трансмиттеров. Поначалу исследователи измывались над дрозофилами, справедливо решив, что раз нервные клетки всех живых существ устроены одинаково, то и механизмы их работы сходны. Плодовых мушек в определенном порядке обдували различными запахами, один из которых сопровождался слабым ударом электротока. У некоторых насекомых способность уползать от неминуемого электроразряда вырабатывалась быстро, у других не вырабатывалась вообще. Оказалось, что более сообразительные мухи имеют в головном мозге повышенное содержание белка под названием CREB.

После дрозофил ученые принялись за мышей. Выяснилось, что у млекопитающих за память отвечает тот же белок CREB, но совместно с другим протеином, названным учеными альфа-СаМКП. Мышей обучали всевозможным полезным навыкам вроде непривычного для них доставания корма, реагирования на световые импульсы и так далее. При этом синтез белков у них резко подскакивал. На основании всего этого Кендал с коллегами сделал вывод, что именно CREB и альфа-СаМКП ответственны за превращение кратковременной памяти в долговременную.
Сейчас ученые вполне готовы продолжить эксперименты на людях. К примеру, затем, чтобы попытаться в очередной раз найти средство от склероза, болезней Альцгеймера и Паркинсона. Пока опыты в этой области к впечатляющим результатам не привели. Да и биохимический механизм формирования долговременной памяти человека остается главной загадкой для нейрофизиологов.

Удачные находки физиологов до сих пор можно было отнести к разряду случайных. Например, в середине девяностых у биохимиков из Калифорнийского университета Гарри Линча и Гарри Роджера получилось синтезировать новый класс нейростимуляторов - ампакинов. Лекарство, которое нынче проходит клинические испытания в США, называется ампалексом и облегчает передачу нервных импульсов в мозге (грубо говоря, прочищает синаптические контакты). Две трети испытуемых пожилых людей, принимающих новый препарат, улучшили свои показатели памяти до уровня тридцатилетних граждан. При этом они не только лучше запоминают информацию, но и вспоминают разные интересные, но забытые факты из собственного детства и юности.

Эксперименты с естественными нейромодуляторами человека могут оказаться куда успешнее. В любом случае, свежеоткрытые белки помогут разобраться в механизмах формирования памяти человека без трудоемких и малоприятных экзекуций. Ведь до сих пор почти все открытия в этой области совершали практикующие врачи. Пользуясь очередной трепанацией черепа или изучая жертву какого-нибудь несчастного случая, они с удовольствием залезали электродами в кору мозга и методом научного тыка выясняли, какие участки коры за что отвечают.

Самые знаменитые эксперименты проводились в конце шестидесятых. Как-то одного из пациентов канадского профессора Уайлда Пенфилда кто-то ткнул рапирой в нос. Клинок прошел в мозг и повредил гиппокамп - загадочное подкорковое образование, как оказалось, связанное с памятью. После выздоровления пациента выяснилось, что гиппокамп отвечает за связь долговременной и "оперативной" памяти. После операции бедняга не мог смотреть телевизор - во время рекламных пауз он начисто забывал сюжет передачи. К сожалению ученых, подобных больных в истории нейрофизиологии было немного.
Можно только надеяться, что с открытием "чудо-белков" ситуация резко изменится, и проводить опыты можно будет на вполне здоровых людях. Ведь изучение высшей нервной деятельности человека с помощью экспериментов на дрозофилах или даже приматах не слишком продуктивно. Правда, ученым для своих экспериментов потребуются добровольцы, а с ними могут возникнуть проблемы - мало кто согласится походить на персонажа фантастического фильма или циркового мальчика с феноменальной памятью. Даже во благо науки.25

Глава 3 Взаимодействие эмоций и памяти

3.1 Научение, воспроизведение мнемического материала и эмоции.

Исследовательская деятельность 12 с.179-212

Эмоции оказывают влияние на то, что человек воспринимает, но это влияние не приводит, в сущности, к принципиальному изменению воспринимаемого материала. Как подчеркивают многие авторы главной детерминантой восприятия остается объективная действительность. С другой стороны, есть основания, чтобы заключить, что процесс запоминания, а также воспроизведения находится под влиянием эмоций в значительно большей степени.

Эмоции оказывают избирательное действие на процесс научения, способствуя установлению тех связей, которые каким-то образом соответствуют содержанию испытываемой эмоции. Об этом говорит, в частности, эксперимент, проведенный Бимом. Испытуемые в его опытах выполняли два вида заданий: заучивали ряд бессмысленных слогов, и, кроме того, у них вырабатывали условную эмоциональную реакцию на световой раздражитель, который предвосхищал болевое воздействие (выработка условной кожно-гальванической реакции); условным раздражителем было зажигание лампочки, а безусловным (подкреплением) -- удар током. Второе задание, которое заключалось в усвоении того, что световой сигнал предвосхищает опасность, отличалось от первого тем, что его усвоение было опосредствовано тревогой (человек учился бояться света).

Исследование проводилось в двух разных условиях: в нейтральных, а также в условиях, вызывавших тревогу. Источником тревоги был университетский экзамен или участие в представлении перед большой аудиторией (исследование проводилось непосредственно перед экзаменом или выступлением).
   

     Основной результат, полученный в этих исследованиях, заключался в том, что в условиях тревоги заучивание слогов происходило хуже, чем в нейтральных условиях (больше ошибок, больше повторений), тогда как усвоение сигнала опасности -- лучше, чем в центральных условиях. Можно предположить, что повышение уровня тревоги облегчает заучивание таких реакций, выработка которых опосредствована тревогой (Beam, 1955). Однако это не означает, что облегчающее влияние тревоги обнаруживается только при заучивании реакций, опосредствованных тревогой (или страхом). Как считает Спенс, тревога способствует усвоению всех реакций, если заучивается легкий материал (Spence, Farber, 1956, с. 230)

Вывод о том, что состояние тревоги способствует усвоению “тревожных” (опосредствованных тревогой) реакций, который вытекает из исследований Бима, может рассматриваться как частный случай более общего утверждения, что эмоции облегчают усвоение реакций, которые связаны с ними по содержанию. В пользу такого более широкого понимания установленной зависимости свидетельствуют результаты, полученные при изучении других эмоций. В качестве примера можно привести исследования Смита .Он установил, что в условиях неуспеха (фрустрации) у некоторых испытуемых наблюдается тенденция к более быстрому заучиванию пар слов, имеющих агрессивное содержание. Смит обнаружил также, что это относится прежде всего к тем, кто по вопроснику, предназначенному для выявления черт личности, получили высокие показатели чувства (или установки) враждебности.

Как можно объяснить этот результат? Известно, что столкновение с неуспехом, или фрустрация, обычно приводит к усилению эмоций агрессивного характера. Эти эмоции, по-видимому, будут более сильными у лиц, характеризующихся высоким уровнем чувства (или установки) враждебности. Поэтому вполне вероятно, что у них эмоции достигают такого уровня, который приводит к изменению эффективности научения.
   Не только научение, но и припоминание зависит в известной степени от эмоциональных процессов. Об этом свидетельствуют результаты, полученные при исследовании влияния эмоций на воспоминания. Такие исследования проводятся с давних пор. Первые их попытки описаны в психологической литературе около 70 лет назад .В качестве примера можно привести исследования Джерсилда (см. Crafts, Schneiria, Robinson, Gilbert, 1938, гл. XXI).

Джерсилд просил группу испытуемых в течение 7 мин письменно перечислить все приятные события последних трех недель. Затем тех же испытуемых просили в течение следующих 7 мин перечислить все неприятные события, случившиеся в тот же период. Никакой информации о целях эксперимента испытуемым не давалось. Спустя 21 день всех испытуемых просили еще раз припомнить все приятные и неприятные события того же самого периода. Результаты, полученные Джерсилдом, представлены в табл. 1.

Таблица 1

Как видно, уже при первой попытке испытуемые припоминали больше приятных событий, чем неприятных; это, впрочем, обычное явление, о котором свидетельствуют результаты многих других исследований. Почему так происходит? Высказывались разные предположения: возможно, в опыте людей больше приятных событий, чем неприятных? А может быть, неприятные воспоминания постепенно превращаются в приятные или неприятный опыт легче забывается?

Анализ результатов второго припоминания показывает, что наиболее вероятным является последнее предположение: испытуемые припомнили 43% из ранее указанных приятных событий и только 28% из неприятных.

Подобные результаты получены и в других исследованиях. Так, Кендлер (1949) обнаружил, что существует тенденция к лучшему запоминанию событий, в которых человек достиг успеха.

Изложенный эксперимент свидетельствует о том, что эмоции оказывают влияние на процесс запоминания и что влияние положительных и отрицательных эмоций различно. Возникает вопрос: в чем же состоит это влияние -- способствуют ли положительные эмоции сохранению воспоминаний, или же отрицательные эмоции стирают их? А может быть, имеют место оба процесса?

Некоторый свет на этот вопрос проливают исследования, проведенные Кох. Она проводила на 10 очередных университетских занятиях короткие проверки и выставляла оценки. Все студентки каждый раз указывали на специальной шкале степень своей удовлетворенности полученной оценкой. После пятинедельного перерыва этих студенток просили вспомнить все 10 полученных оценок. Число сохранившихся в памяти оценок (в %), расположенных на шкале удовлетворенности, представлено в табл. 2. По степени заинтересованности испытуемых в отметках Кох разделила их на две группы: с высокой и низкой мотивацией (таблица относится к группе с высокой мотивацией).

Таблица 2

Свое исследование Кох проводила в 20-х годах и не применяла статистических методов анализа, однако из ее данных явно следуют три вывода: во-первых, положительных воспоминаний больше, чем отрицательных; во-вторых, отрицательный опыт запоминается лучше, чем нейтральный, и, наконец, в-третьих, запоминание зависит от силы эмоции: более сильные эмоции, независимо от их знака, способствуют запоминанию большего числа фактов.

Эти выводы подтверждают результаты финского исследователя Лампликоского. Он установил, что заучивание материала, связанного с достигнутым успехом, происходит лучше по сравнению с нейтральным материалом. Другими словами, положительная эмоция, связанная с тем пли иным материалом, облегчает его заучивание (1965). В его работе содержатся также некоторые данные, говорящие о том, что негативный опыт может облегчать научение в большей степени, чем нейтральный.

Таким образом, эмоции способствуют сохранению в памяти связанного с ним материала, причем положительные эмоции, возможно, облегчают запоминание в большей степени, чем отрицательные ', а сильные -- больше, чем слабые.(' Как указывалось выше, сравнивать влияние положительных и отрицательных эмоций невозможно из-за отсутствия общей шкалы измерения.)

Такое представление противоречит другому распространенному в психологии мнению, согласно которому отрицательные эмоции оказывают на воспоминания подавляющее действие. Наиболее отчетливо этот тезис был сформулирован в психоаналитической концепции вытеснения, о чем подробнее будет сказано далее в разделе 3.3

    Напрашивается мысль, что отрицательная эмоция может находиться в двух принципиально различных связях со знаковыми реакциями человека: в инструментальной и ассоциативной. Инструментальной является такая связь, в которой определенные знаковые реакции вызывают наказание (например, появление прилагательного, обозначающего цвет, влечет за собой удар тока, а появление импульса, выражающего враждебное отношение, вызывает чувство вины). Ассоциативная связь предполагает совместное проявление знаковой реакции и эмоции (знаковая реакция в данном случае не является причиной эмоции, например воспоминание о полученной плохой отметке не влечет за собой повторения наказания).

Предполагая, что наказание вызывает отрицательную эмоцию (такова главная функция наказания), можно считать, что отрицательная эмоция и является тем, что фактически закрепляет или тормозит ассоциации.

В эксперименте Бима связь между наказанием и действием носила  инструментальный    характер. Это означает, что появление определенной реакции (“цветовой” ассоциации) приводило к отрицательной эмоции, связанной с ударом тока.

В эксперименте Кох эта связь носила    а с с о ц и а т и в н ы й   характер-- появление определенной реакции (воспоминание о плохой оценке) не влекло за собой никаких фактических последствий, а только воспроизводило связанное с ней эмоциональное состояние.

Таким образом, когда отрицательная эмоция находится с некоторой реакцией в инструментальной связи, она оказывает на нее подавляющее действие; когда же эта связь носит ассоциативный характер, отрицательная эмоция способствует этой реакции.

Такое представление сталкивается с той трудностью, что припоминание плохой оценки также является в некотором смысле инструментальной связью, так как при этом возобновляется переживание неудовольствия. Возможно, что здесь мы имеем дело с двумя противоположно направленными векторами: с подавлением и облегчением. Конечный эффект зависит от соотношения этих двух векторов. Впрочем, двойственное влияние эмоций отмечено и в других исследованиях. Так, С. Мика установил, что материал, вызывающий сильную эмоциональную реакцию, запоминается либо лучше, либо хуже, чем нейтральный .

Кроме того, еще одна трудность связана с тем уже упоминавшимся фактом, что в некоторых случаях отрицательная эмоция, будучи в инструментальной связи с определенной знаковой реакцией, способствует повторению этой реакции.

Этому факту даются различные объяснения. Манер высказал мысль, что чрезмерно сильное наказание вызывает совершенно иные последствия, чем слабое наказание, а именно анормальную фиксацию .Это утверждение согласуется с наблюдениями Павлова, который установил, что очень сильный раздражитель может привести к возникновению в коре мозга патологической инертности возбуждения и тем самым к появлению определенных упорно повторяющихся реакций .

Такое объяснение оспаривал Маурер, считая, что оно основано на недостаточно тщательном анализе данных. Более глубокий анализ проблемы свидетельствует, по его мнению, о том, что повторение наказываемой реакции приносит индивиду некоторое, на первый взгляд незаметное, вознаграждение. В таком случае тенденция к повторению обусловлена, разумеется, не отрицательной, а положительной эмоцией .

В заключение можно сформулировать общий вывод о том, что эмоции оказывают избирательное влияние на процессы памяти. Это влияние может состоять как в облегчении, так и в затруднении тех или иных актов припоминания.

Реннингер и Возняк провели направленный экспери-мент 10 с.127 с целью изучения роли эмоции интереса в процессах внимания, памяти и науче-ния. На подготовительной стадии эксперимента психологи, наблюдая за игрой детей дошкольного возраста, определили для каждого ребенка по две игрушки, которые вы-зывали у тех наибольший интерес. Впоследствии, давая ребенку определенное задание, экспериментаторы использовали в качестве “мишени” именно эти две наиболее при-влекательные для него игрушки. В первом задании экспериментаторы предъявляли ребенку фотоснимки “игрушки-мишени” вместе с фотоснимками других игрушек и регистрировали время, которое ребенок тратил на разглядывание каждой фотогра-фии. Обнаружилось, что дети разглядывают фотоснимки “игрушек-мишеней” доль-ше, чем фотоснимки других игрушек, и это позволило исследователям заключить, что смещение внимания ребенка детерминируется не только физическими характе-ристиками игрушки, но также интересом, который она вызывает у ребенка.

Во втором эксперименте изучалась способность ребенка к узнаванию предме-тов. Исследователи разработали специальную игру, в ходе которой ребенку нужно было узнать игрушки, которые другой ребенок -- назовем его условно Стив -- взял с собой, отправляясь в гости к другу. Сначала ребенку показывали изображения всех тех игрушек, которые есть в доме Стива (всего двенадцать игрушек), а затем -- изоб-ражения тех шести игрушек, которые Стив унес к другу (в их числе обязательно было изображение “игрушки-мишени”). Через некоторое время ребенку опять предъявляли изображения этих шести игрушек, но уже вместе с изображениями игрушек, которые он прежде не видел. Было обнаружено, что ребенок лучше узнает те игрушки, которые вызывали у него интерес.

В третьем эксперименте изучалось влияние эмоции интереса на способность ребенка запомнить, какие игрушки он только что видел. Запоминание -- более сложная задача, чем узнавание, и потому требует более строгой проверки. Челове-ку легче узнать знакомые предметы, чем вспомнить их, не имея перед глазами. Про-цедура эксперимента была такова. Экспериментатор на глазах у ребенка поочеред-но опускал девять игрушек в щель ярко раскрашенной коробки, и ребенок уже боль-ше не видел их. Затем экспериментатор просил ребенка назвать игрушки, которые лежат в коробке. Эта процедура повторялась несколько раз с разными наборами иг-рушек. В каждом наборе была только одна “игрушка-мишень”, но ребенок гораздо лучше запоминал ее, чем остальные игрушки. “Игрушка-мишень” каждый раз опус-калась в коробку пятой по счету. Эксперименты по исследованию научения и памя-ти выявили, что в ряду поочередно предъявляемых предметов человек лучше запо-минает тот предмет, который ему предъявляют последним, -- в нашем случае это должна была быть девятая игрушка. Однако дети запоминали “игрушку-мишень” не хуже, а иногда даже лучше последней из предъявленных им игрушек. Исходя из ре-зультатов этих трех экспериментов, исследователи заключили, что интерес ребен-ка является развитой и направленной эмоцией и что интересы человека являются отражением тех знаний и ценностей, которые используются им для организации опыта, памяти и действия.

Благотворное влияние положительных эмоций на процессы мышления, памяти и на уровень исполнения заданий было выявлено и в ряде исследований, проведен-ных с детьми школьного возраста. В одном из экспериментов 10 с.182 детей просили вспомнить какую-нибудь радост-ную или грустную ситуацию, а затем, продолжая думать о ней, постараться запом-нить как можно больше слов из зачитанного экспериментатором списка. Результаты, полученные по двум тестам (свободное воспроизведение и воспроизведение по подсказке), свидетельствовали о том, что радостные переживания позитивно влия-ют на процессы памяти и научения. В другом эксперименте школьников просили вспомнить и представить себе ситуации, в которых они пере-живали радость, печаль или гнев, а затем им предъявляли список понятий, имевших позитивное или негативное эмоциональное звучание. После того как учащиеся за-учивали список, экспериментаторы вновь вызывали у них ту или иную эмоцию и затем проверяли, насколько хорошо они запомнили предъявленные слова. Резуль-таты исследования показали, что эмоция радости облегчает запоминание понятий, имеющих позитивную эмоциональную окраску, а печаль и гнев затрудняют запоминание этих понятий. Кроме того, эмоция гнева способствует запоминанию негатив-но окрашенных понятий.

3.2 Эмоциональная память 24

       Вопрос о наличии эмоциональной памяти дискуссируется уже давно. Начало его обсуждению положил Т. Рибо, который показал два способа воспроизведения эмоций: аффективное состояние вызывается либо через посредство интеллектуальных состояний (вспоминание ситуации, объекта, с которыми в прошлом была связана эмоция), либо при непосредственном воздействии стимула, вслед за чем в памяти актуализируется связанные с эмоцией ситуации. Теоретически так и может быть. Однако, как замечает В. К. Вилюнас (1990), какой из этих вариантов встречается в каждом конкретном случае, определить трудно, а в реальном потоке сознания по-видимому невозможно.

       Кроме того, Рибо выделил “ложную” аффективную память, когда субъект чисто интеллектуально вспоминает, что в данной ситуации он испытывал какую-то эмоцию, но саму эту эмоцию не переживает. Это наблюдается, например, при воспоминании давно прошедших увлечений.

       После появления работы Рибо возникли многочисленные споры, вплоть до того, что вообще ставилось под сомнение существование эмоциональной памяти. Отрицающие ее указывали, что когда мы вспоминаем о приятном, интересном, ужасном и т. п. событии, то воспоминание представляет собой образ или мысль, а не чувство (эмоцию), т. е. интеллектуальный процесс. И именно это интеллектуальное воспоминание о прошедшем вызывает у нас ту или иную эмоцию, которая, таким образом, является не воспроизведением бывшей эмоции, а совершенно новой эмоцией. Старая же эмоция не воспроизводится. При этом сторонники последней точки зрения сузили проблему до произвольного воспроизведения эмоциональных переживаний, хотя очевидно, что возможно не только непроизвольное запоминание эмоций, но и непроизвольное их воспроизведение (Блонский, 1935; Громова, 1980). П. П. Блонский, например, пишет, что в своей жизни он дважды пережил уже виденное (этот эффект получил название “дежа вю”). При этом второе переживание не было у него интеллектуальным познанием, что он уже видел эту ситуацию. Для него оно было глубоким, грустным и приятным чувством давно и хорошо знакомого чего-то, что не мог вспомнить, но что чувствовалось, как знакомое.

       Как отмечает Блонский, разница между впервые испытанной эмоцией и воспроизведенной не только в интенсивности переживания (представляемая эмоция слабее), но и в его качестве. В ряде случаев возбуждается менее дифференцированное, более примитивное эмоциональное переживание. Автор не указывает конкретно, что это за переживание, однако можно полагать, что им является эмоциональный тон ощущений, поскольку опрашиваемые Блонским лица отмечали при воспроизведении возникновение приятного или неприятного переживания и не более того.

       В то же время Блонский приходит к выводу, что произвольное воспроизведение чувств (эмоций) почти невозможно, по крайней, мере для многих. А возможно ли непроизвольное их воспроизведение -- это экспериментами не решается. Остается только полагаться на самоанализ и рассказы других людей.

       Нельзя не отметить и выделенный Блонским эффект следа от сильно пережитой эмоции: она в последующем может возбуждаться и более слабыми стимулами подобного же рода, т. е. становится для человека латентным доминантным очагом, “больной мозолью”, случайно задев которую можно вызвать новую сильную эмоциональную реакцию.

       По Блонскому, из трех эмоций, которые хорошо запоминаются (страдание, страх и удивление), не все запоминаются одинаково. О запоминании удивления как чувства, пишет он, лучше вообще не говорить: запоминается удивившее впечатление, а чувство удивления по своему характеру не таково, чтобы возбуждаться при однородном стимуле, так как удивление есть эмоциональная реакция именно на новое. Боль и страдание довольно часто воспроизводятся в виде страха, что неудивительно, так как между страхом и болью имеется генетическая связь.

       Наличие эмоциональной памяти подвергнуто сомнению уже в наше время П. В. Симоновым (1981). Основанием этому послужили его исследования по произвольному воспроизведению актерами различных эмоций. Вот что пишет Симонов по этому поводу: “Нам не раз приходилось читать о так называемой “эмоциональной памяти”. Согласно этим представлениям, эмоционально окрашенное событие не только оставляет неизгладимый след в памяти человека, но, став воспоминанием, неизменно вызывает сильнейшую эмоциональную реакцию каждый раз, когда какая-либо ассоциация напомнит о пережитом ранее потрясении. Исследуемых просили вспоминать о событиях их жизни, связанных с наиболее сильными эмоциональными переживаниями. Каково же было изумление, когда такого рода намеренные воспоминания только в очень ограниченном проценте случаев сопровождались выраженными сдвигами кожных потенциалов, частоты сердцебиений, дыхания, частотно-амплитудных характеристик электроэнцефалограммы. Вместе с тем воспоминания о лицах, встречах, жизненных эпизодах, отнюдь не связанных в анамнезе с какими-либо из ряда вон выходящими переживаниями, подчас вызывали исключительно сильные и стойкие, не поддающиеся угашению при их повторном воспроизведении объективно регистрируемые сдвиги. Более тщательный анализ этой второй категории случаев показал, что эмоциональная окраска воспоминаний зависит не от силы эмоций, пережитых в момент самого события, а от актуальности этих воспоминаний для субъекта в данный момент. Стало ясно, что дело не в “эмоциональной памяти” и не в эмоциях самих по себе, а в чем-то другом, скрывающемся за фасадом эмоциональных переживаний” .

       Думается, что этот вывод Симонова излишне категоричен. Во-первых, он сам отмечает, что в определенном количестве случаев вегетативное выражение эмоций при их воспоминании все же отмечалось (это, кстати, подтвердилось и в исследованиях Е. А. Громовой и др., 1980). Во-вторых, тот факт, что физиологическое отражение эмоций наблюдалось в основном в случаях вспоминания значимых событий не отрицает наличия “эмоциональной памяти”, спаянной с событийной памятью. Неудача же с воспроизведением эмоциональных реакций могла быть связана с различной эмоциональностью исследуемых.

       Не случайно в более поздней работе (Симонов, 1987) он уже не так категорично высказывается по поводу эмоциональной памяти. Так, он пишет: “Об эмоциональной памяти в “чистом виде” мы, по-видимому, вправе говорить только в тех особых случаях, когда ни внешний стимул, спровоцировавший воспоминание, ни извлеченная из памяти энграмма не получают отражения в сознании и возникшая эмоциональная реакция кажется субъекту беспричинной .

       Считается, что произвольное воспроизведение эмоциональных переживаний дается человеку с трудом. Однако П. П. Блонский, например, пришел к выводу, что произвольное воспроизведение эмоций почти невозможно для многих людей, однако нельзя опровергнуть тот факт, что эмоциональная память может воспроизводиться непроизвольно. Вероятно, именно непроизвольное воспроизведение эмоций имеет место в случаях, о которых говорит У. Джемс. У. Джемс, наоборот, отметил одну характерную особенность эмоциональной памяти: “Человек может даже приходить в большую ярость, думая о нанесенном ему оскорблении, чем непосредственно испытывая его на себе, и после смерти матери может питать к ней больше нежности, чем при ее жизни” .

            Е. А. Громова 6 с.70 отмечает, что одним из свойств эмоциональной памяти является ее постепенная эволюция во времени. Вначале воспроизведение пережитого эмоционального состояния является сильным, ярким. Однако с течением времени это переживание становится все слабее. Эмоционально окрашенное событие легко вспоминается, но уже без переживания эмоции, хотя и с некоторым аффективным отпечатком: недифференцированным переживанием приятного или неприятного. С моей точки зрения это означает, что эмоция редуцируется до эмоционального тона впечатлений.

       При этом наблюдается некоторая генерализация процесса. Если первоначальная эмоция была вызвана каким-то определенным раздражителем, то со временем память о ней распространяется на другие сходные раздражители. П. П. Блонский делает заключение, что при такой генерализации эмоционального переживания происходит снижение способности дифференцировки порождающих его стимулов. Например, если ребенка в детстве напугала какая-то определенная собака, то будучи взрослым, человек боится собак вообще.

       Память о пережитой боли сохраняется очень долго (кроме родовых болей). Этот страх заставляет предпочесть людей удалить зуб, чем лечить его с помощью бормашины, знакомство с которой состоялось еще в раннем детстве .

       П. П. Блонский приводит примеры влияния эмоциональной памяти на формирование характера. Ужасное наказание в детстве может сделать человека боязливым, постоянная память о пережитом несчастье -- меланхоличным и т. д.

       Интересные данные, свидетельствующие об эмоциональной памяти, приведены Ю. Л. Ханиным (1978) о запоминании спортсменками и спортсменами своей тревоги перед соревнованиями и во время них. В одном случае гимнасткам было предложено оценить свое состояние за час до начала соревнования и перед каждым из четырех снарядов гимнастического многоборья. Затем через 18 дней каждая гимнастка по своим воспоминаниям ретроспективно оценила, “как она себя чувствовала за час до начала соревнования и перед каждым снарядом”. Оказалось, что ретроспективные и реальные оценки ситуативной тревоги были достаточно близки между собой. Коэффициенты корреляции были особенно велики в отношении переживаний перед теми снарядами, которых гимнастки боялись больше всего.

       На основании результатов, полученных Ханиным, можно предполагать, что у женщин эмоциональная память лучше, чем у мужчин. К такому выводу склоняют следующие факты.

       Группе женщин -- прыгунов в воду было предложено за 20 дней до важных соревнований оценить ретроспективно на основании своего прошлого опыта с помощью шкалы ситуативной тревожности “свое состояние перед ответственными соревнованиями”. Затем непосредственно перед соревнованиями (за два часа до начала выступления) с помощью шкалы ситуативной тревожности был измерен реально наблюдаемый уровень тревоги. Оказалось, что между этими двумя показателями существует тесная корреляция. У мужчин же в результате проведения такого же исследования достоверной корреляции не было выявлено.

Страницы: 1, 2, 3, 4